Расположенная на высокой сопке, школа-интернат как бы парила над Амуром. Я был один в большой учительской, из окон которой виднелся изгиб могучей реки, скрывавшийся в тумане. В небе догорала необыкновенно яркая звезда. Мне казалось, что я нахожусь на капитанском мостике, и мой корабль плывет в неведомое будущее.
– Куда меня еще приведет моя звезда? – подумал я.
– Насим так, Анатолий Федорович, – прервал мои размышления Владимир Федорович Дигор, директор нанайской школы-интерната. – Как вам у нас нравится?
«Насим так» означало «значит так». Только я собрался ответить, как в учительскую вбежала Лидия Петровна Ажар:
– Опять лодку обворовали!
Её яркие, красивые как у китайской принцессы глаза искрились гневом. Следом за своей миниатюрной женой-китаянкой, появился белорус Ажар.
– Насим так, Анатолий Федорович, создадим комиссию по расследованию. Вы будете членом комиссии.
Никогда в жизни я состоял ни в какой комиссии и поэтому сразу приосанился. Ажары вошли в комиссию по зову сердца.
Волны от проходящих речных судов лениво качали разграбленную лодку. Остатки кабелей свисали с двигателя. Плакали чайки.
– Убью! – мрачно сказал Ажар, сжав ведерные кулаки.
А вечером на «великом народном хурале» директор держал речь:
– Мы, нанайцы, честный народ, и не надо грабить каждую оставленную на берегу лодку.
Говорил он тихо, как Сталин, и было слышно, как залетевший в комнату жук отчаянно бился об оконное стекло.
– Это злые духи, – сказал парторг, он же, по слухам, и шаман Иван Киле.
– Злых духов изгони, а кто что украл – пусть поставит на место…
До первого сентября оставался целый месяц. Заняться было нечем, и на следующее утро я вышел на берег могучей реки. Течение её завораживало. Как будто вся моя жизнь неслась предо мной.
– Жизнь прошла мимо, – думал я.
– Эй, мечтатель, рыбы хочешь? – вернул в меня в действительность бодрый голос. Появившаяся откуда-то сбоку лодка Ажара ткнулась носом в песчаный берег. Она была наполнена серебром рыбы.
– Да не отказался бы…
– Это тебе как члену комиссии.
Немого приободренный, я побрел назад, в учительский дом, что как дворец возвышался среди убогих хибар рыбаков.
– Я тебе, б…, научу, как рыбу ловить, – неслась матерная речь из двора, мимо которого я проходил. Это завербованный в далекий край хохол Петро получал нагоняй от своей супруги, маленькой и злой. Куча черноволосых маленьких нанайцев, его детей, бегали по двору без штанов, напоминая индейцев. Только перьев в черных волосах не хватало для полного правдоподобия. Я протянул ему подаренную рыбу.
– Спасибо.
По пьяному лицу земляка текли слезы.
– Ехал бы домой, на Украину.
– Куда я со своей оравой?
– Ты что стоишь? Б..! Неси рыбу, будем детей кормить! – донеслось до нас.
На подходе к учительскому дому я столкнулся с Дигором.
– Насим так, Анатолий Федорович, иду я и не помню, где картуз забыл: у Катьки или у Маньки?
Седые, непокрытые волосы его шевелил ветер с Амура. У директора было две жены: одна русская, учительница математики, другая рыбачка, нанайка. Так он и жил на два дома.
Нас чуть не сбила толпа деревенских.
– Насим так, – остановил их Дигор. – Куда вы спешите?
– Дом строим. Сашка упал со стены и помер. Идем водку покупать на поминки.
Вместо печали на всех лицах я видел радость.
– Насим так…
Что было дальше, я не услышал: маленькая собачонка, подкравшись, тяпнула меня за пятку, прокусив кирзовый ботинок.
– Ах ты, дрянь! – в сердцах воскликнул я.
– Собака учителя укусила! – зазвенели мальчишки по дремлющей деревне. Это было сенсацией.
Прихрамывая, вошел я в один из старых домов, где располагался местный врач. Маленькая нанаечка в белом халатике, расспросив меня, порылась в стоявшей на столе коробке и дала мне таблетки.
– Поможет?
– Обязательно!
Чтобы не взбеситься, я, прибежав в свою квартиру, налил воды и принял спасительное средство.
– Что пьешь? – заглянул ко мне сосед, молодой учитель физики, которого судьба тоже забросила в нанайскую деревню.
– Вот, собака укусила.
Он внимательно прочитал название лекарства.
– А моя жена пьет такие же для укрепления костей младенца.
За окном послышались громкие голоса:
– Сынок, ты должен быть хорошим учителем.
– Не буду. Чего ты увязалась за мной?
Скоро на пороге нашей коммунальной квартиры появились пришельцы: по-старушечьи одетая пожилая женщина и лысенький пузатенький молодой человек. Одет он был элегантно – с уцененки. Старомодные плоские туфли были начищены до блеска. В правой руке он держал большую клетку с хомячками. Они, как и хозяин, с любопытством смотрели на нас бусинками глаз.
– Славик будет здесь работать учителем математики. Я с ним поживу некоторое время. А хомяков мы взяли с собой: за ними некому смотреть, – словоохотливо сказала женщина, принимая от меня чашку чая.
Молодому математику выдели комнату в коммунальной квартире, где был поселен и я. Привлеченная разговором, на кухню вышла еще одна обитательница квартиры, Надежда Петровна, большой специалист по русскому языку и литературе: у неё была справка о том, что она прослушала курс пединститута.
– Что здесь, б…,за шум, а драки нет? А мыши зачем?
И началась веселая жизнь в нашей коммунальной квартире.
– Славик, ты хомячков кормил?
– Надоела ты со своими хомячками, – неслась перебранка из комнаты, где расположились сын и мать. И так без конца. До появления в нанайской деревне их жизнь в городе была полна приключений:
– Пошел Славик деньги зарабатывать… – начала рассказывала мне мать вечером на кухне.
– Грузчиком я был. Бочку с селедкой с высоты уронил, и расплылась селедка по полу, и пришлось платить.
Славика везде преследовали несчастья.
– Женись, – твердила ему мать.
Было бы сказано, и скоро сын привел домой невесту-бичиху, встреченную им на улице. Та немного подкормилась и однажды исчезла, прихватив с собой кое-что на пропой. Женитьба была пределом мечтаний матери и сына, и последний сразу положил на одинокую Надежду Петровну глаз.
Шансы у Славика были невелики. Однажды мы с Надеждой Петровной чаевничали на кухне. К моему большому удивлению, она неожиданно вскочила ногами на стул и завизжала как резаная:
– Мышь!
– Славик, ты зачем хомяков выпустил?! – донеслось из комнаты, где жили мать и сын.
– Они сами убежали!
Почувствовав долгожданную свободу, хомячки самозабвенно носились по квартире, и мы принялись ловить зверушек. Только Надежда Петровна, прижавшись спиной к углу кухни, жадно глотала остывший чай бледная как смерть.
– Придурки, – шептала она обескровленными от страха губами…
Однажды наш мирок посетил директор.
– Жалобы есть? – спросил он, снимая картуз.
– Когда воду горячую дадут?
– Насим так. Котельная начинает работать только первого сентября, к приезду учеников.
Мы приуныли. Деревенская баня завалилась, я начал уже тереться спиной об косяк двери нашей обшарпанной квартиры. В ней стало тише: мать Славика уехала.
– Вы уж здесь за Славиком смотрите, – попросила она напоследок. В руках она держала клетку – единственное ценное достояние семьи. Присмиревшие после поимки, хомячки печально смотрели на нас бусинками глаз.
И сын стал делать первые самостоятельные шаги в жизни. Однажды он исчез и вернулся с шайкой.
– А это зачем? – спросил я.
– Знаем и не проболтаемся, – последовал загадочный ответ.
Он налил в чайник воды, согрел его на маленькой черной эклектической печке и убежал в свою комнату.
– Куда чайник подевался? – заглянула через некоторое время на кухню Надежда Петровна: чайник нам дала школа один на всех.
– Славик забрал.
– Ну, я ему устрою!
Послышался скрип давно не смазанной двери.
– Придурок! – донеслось до меня.
– Что там случилось? – подумалось мне, и я заспешил по коридору.
Дверь математика была полуоткрыта: в шайке посреди комнаты сидел голый Славик. Пенная вода растеклась по комнате, и казалось, что он плывет в тазике по бурным волнам.
– Дверь закройте! – крикнул Вячеслав Иванович, растеряно смотря на меня бусинками глаз.
А на следующий день в квартире неожиданно появилась горячая вода, и мы все по очереди, как дети, шумно плескались в ржавой ванне. Надежда Петровна же перестала разговаривать со Славиком и отводила глаза от незадачливого жениха.
Однажды к вечеру в наш скучный мирок явился Ажар. В квартире едко запахло рыбой.
– Спасибо, кормилец, – сказал я, принимая подарок.
– Что вы здесь сидите? – сказал гость, оглядывая наше избранное общество. Тайга рядом, не можете ловить рыбу в Амуре – берите удочки и промышляйте в речушках.
Надежда Петровна не сводила влюбленного взгляда с героя. В окно кто-то забарабанил, и я распахнул его настежь.
– Опять лодку обворовали! – закричала, стоящая под окном Лидия Петровна. В её прекрасных восточных глазах сверкали молнии гнева, как сверкают они темной ночью в грозу. Грохот убегающих ног Ажара вторил им громом.
– Пойдем на рыбалку, что ли? – сказал я Славику на следующее утро.
Его бусинки-глаза забегали.
– Не пойду, в тайге амба.
– Что-что? – встряла Надежда Петровна.
– Нанайцы говорят, что в тайге амба, тигр.
– Слушай их больше, они каждого куста боятся.
– Не оскорбляй потомственных охотников…
– Придурки! – это слово и хлопнувшая дверь комнаты Надежды Петровны были ответом на мои слова в защиту нанайского народа.
Поплавок моей удочки, подарка благородного Ажара, крутился в яме – круглом озерце, образовавшемся в горной речушке. Как мне сказали, в ней должна отдыхать форель. За спиной зашелестели кусты.
– Амба! – подпрыгнул я.
Я ошибался – это был маленький нанайский мальчик, мой будущий ученик.
– Анатолий Федорович, педсовет, – пропищал он.
Скоро я сидел в кабинете Дигора.
– Насим так, в мире неспокойно… Надо обсудить.
Он развернул перед моими глазами газету: дата её издания была годичной давности.
Интернат стал наполняться учениками, и произошло значительное событие: наконец-то открылась столовая! Даже самый взыскательный гурман остался бы довольным, посетив ее – на столе, в дополнение к другим яствам, стояли большие тарелки с красной и черной икрой.
– Ему не давайте еды, – пошутил я с поварихой-нанаечкой, указывая на Славика, глаза которого горели голодным огнем. Шутка оказалась обидной.
– Вот сволочь! – услышал я за соседним столом придушенный голос Славика. – Чуть обеда не лишил.
Я с удовольствием ел ложкой то черную, то красную икру и урчал как кот от удовольствия. Жизнь казалась мне прекрасной.
Даже в самой тихой заводи иногда плещется рыба.
– Новая учительница рисования и черчения приехала, – вбежал запыхавшийся Славик в нашу коммунальную квартиру. – Я женюсь на ней!
– Давай-давай! – только и сказала Надежда Петровна и посмотрела на вечного жениха как на противную козявку. К ней приехал из города угрюмого вида малый. Они надолго пропадали в комнате и появлялись с черными кругами под глазами только иногда, по очереди, хлебнуть чайку.
Славик обиженно засопел.
– Не слушай ее, – утешил я. – Может, это твой шанс.
– Заходите в гости, – сказала нам Тина Александровна Самар: так звали новую учительницу. Мы были увлечены очень интересным занятием – бросали со Славиком с берега камешки и наблюдали, как они прыгали по водной глади притихшего Амура. Оглянувшись, я увидел нанайскую красавицу, хорошо и модно одетую. Славик онемел.
– Уговорили, – согласился я, оглядывая дикие окрестности. Я был готов пойти в гости куда угодно, лишь бы как-то разнообразить жизнь.
Вечером мы пили (и не только чай) у нанайской принцессы. В деревне её почитали: отец учительницы был начальником отдела национальностей в районе. Славик не сводил бусинок глаз с ладной фигурки хозяйки, когда та сновала по маленькой квартирке…
– А я убежала от мужа – не смогла жить без рыбы, – закончила она свою грустную историю о том, как вышла замуж за солдата, строившего интернат, и уехала с ним в Тамбовскую губернию.
– Мы родственные души. Я тоже не могу жить без рыбы.
Я кривил душой. На самом деле я не мог жить без сала, но даже оно пахло рыбой в этой деревне. Рыба лежала в каждом сарае как дрова, и свиньи употребляли её с большим удовольствием.
А потом мы вышли под звездное небо. Одна звезда сияла ярче всех. Это была звезда, которую я видел по утрам из окон учительской. Она манила меня постоянно.
– Что это звезда? – спросил я, не ожидая ответа.
– Она называется Тина! – вставил услужливый Славик, пожирая газами Тину Самар.
– Нет, её зовут по-другому…
И мне представился яркий как звездное небо город и моя путеводная звезда – маленькая женщина, которая, я был уверен, смотрела в звездное окно, выглядывая меня… Я волновался: новый учебный год начинался следующим утром.
